Неточные совпадения
Я не про
войну лишь одну говорю и не про Тюильри; я и без того знал, что все прейдет, весь лик
европейского старого мира — рано ли, поздно ли; но я, как русский европеец, не мог допустить того.
Но вот грянула мировая
война и разрушила призрак единой Европы, единой
европейской культуры, единого духовного
европейского типа.
И я хочу верить, что нынешняя мировая
война выведет Россию из этого безвыходного круга, пробудит в ней мужественный дух, покажет миру мужественный лик России, установит внутренне должное отношение
европейского Востока и
европейского Запада.
Если Европа хотела оставаться монополистом и пребывать в своем
европейском самодовольстве, она должна была воздержаться от мировой
войны.
Духовным результатом мировой
войны будет также преодоление односторонности и замкнутости так называемой
европейской культуры, ее выход в мировую ширь.
Я думал, что мировая
война выведет
европейские народы за пределы Европы, преодолеет замкнутость
европейской культуры и будет способствовать объединению Запада и Востока.
Не случайно, что пожар мировой
войны начался с Балкан, и оттуда всегда шла угроза
европейскому миру.
Война 1914 года глубже и сильнее вводит Россию в водоворот мировой жизни и спаивает
европейский Восток с
европейским Западом, чем
война 1812 года.
Мировая
война приводит в исключительное соприкосновение мир Запада и мир Востока, она соединяет через раздор, она выводит за границы
европейской культуры и
европейской истории.
Уже одно то, что нынешняя
война с роковой неизбежностью ставит вопрос о существовании Турции, о разделе ее наследства, выводит за пределы
европейских горизонтов.
И ныне перед
европейским миром стоят более страшные опасности, чем те, которые я видел в этой
войне.
Мировая
война есть заслуженное
европейской культурой, нахлынувшее на нее варварство, темная сила.
«Это-то соображение вместе с теми страшными орудиями истребления, которыми располагает новейшая наука, задерживает момент объявления
войны и удерживает настоящий временный порядок вещей, который мог бы продолжаться на неопределенное время, если бы не те страшные расходы, которые давят
европейские народы и угрожают довести народы до бедствий не меньших тех, которые произведет
война.
Вследствие этого-то
европейские правительства одно перед другим, всё усиливая и усиливая войска, пришли к неизбежной необходимости — общей воинской повинности, так как общая воинская повинность была средством получить наибольшее количество войска во время
войны при наименьших расходах.
«К несчастью, несомненно то, что при теперешнем устройстве большинства
европейских государств, удаленных друг от друга и руководимых различными интересами, совершенное прекращение
войны есть мечта, которой было бы опасно утешаться. Однако некоторые принятые всеми более разумные законы и постановления при этих дуэлях между народами могли бы значительно уменьшить ужасы
войны.
«Однако все-таки можно допустить, что обмен взглядов между заинтересованными народами поможет в известной степени международному соглашению и сделает возможным значительное уменьшение военных расходов, давящих теперь
европейские народы в ущерб разрешению социальных вопросов, необходимость которого чувствуется каждым государством отдельно под угрозой вызвать внутреннюю
войну усилиями предотвратить внешнюю.
И Рогожин рассказал, что моя бедная старушка, продолжая свою теорию разрушения всех
европейских зданий моим дедом, завела в Париже
войну с французскою прислугою графа, доказывая всем им, что церковь Notre Dame, [Собор Парижской богоматери (франц.)] которая была видна из окон квартиры Функендорфов, отнюдь не недостроена, но что ее князь «развалил».
Он взял за руку француза и, отойдя к окну, сказал ему вполголоса несколько слов. На лице офицера не заметно было ни малейшей перемены; можно было подумать, что он разговаривает с знакомым человеком о хорошей погоде или дожде. Но пылающие щеки защитника
европейского образа
войны, его беспокойный, хотя гордый и решительный вид — все доказывало, что дело идет о назначении места и времени для объяснения, в котором красноречивые фразы и логика ни к чему не служат.
Два года тому назад нас расшевелила
война, заставивши убедиться в могуществе
европейского образования и в наших слабостях.
Государства Европы накопили долг в 130 миллиардов. Из этих 130 около 110 сделано в последние сто лет. Весь огромный долг этот сделан только для расходов на
войне.
Европейские государства держат в мирное время в войске более 4 миллионов людей и могут довести это число до 19 миллионов в военное время. Две трети дохода всех государств идут на проценты с долга и на содержание армий сухопутных и морских. Всё это сделано государствами. Не будь государств, ничего бы этого не было.
Быть может, под громы
войны и мировых потрясений, и не без связи с ними, и ныне для мира неведомо совершается нечто такое, что для его судеб подлиннее, окончательнее, существеннее, чем эта
война и чем весь этот шум, поднятый
европейским «прогрессом».
За эти последние полтора месяца
войны немало пришлось пережить не только России, но и доброй половине
европейских государств, застигнутых боевой страдой.
И вдруг —
война! Французская Палата, а за ней и весь Париж всколыхнулись, пошел крик:"На Берлин!" — и
европейская катастрофа была уже на носу.
Бухарест — современный
европейский город, во время же восточной
войны и пребывания в нем русских еще более оживился и сделался настоящим Парижем.
Затем возник сложный германский вопрос.
Война за австрийское наследство перевернула
европейскую политику. До тех пор все боялись могущества маститых австрийских Габсбургов и сочувствовали французским Бурбонам, боровшимся с ними. Теперь Фридрих II унизил Австрию, отхватил у нее лучшую провинцию — Силезию и застращал всех своей находчивостью и гениальностью полководца.
Таково было положение на
европейском театре
войны, куда Андрей Павлович Кудрин посылал несчастного Зарудина.
— Да, да, — поспешно заговорил государь, — тем более, что нам придется серьезно обдумать меры усиления войск, положение
европейских государств меня сильно тревожит, надо ожидать новых осложнений, которые могут привести к новых
войнам, надо отыскать средства усилить армию без обременения государства, так как Гурьев все жалуется на плохие финансы.
Наивное возражение молодой девушки: «Значит, когда будет
война» — тоже оказалось пророческим, так как Николаю Павловичу действительно не пришлось ждать долго объявления новой
войны; но не будем забегать вперед, а сделаем краткий обзор положения России относительно западно-европейских держав в описываемый нами период.
Последний на днях по поводу помещённого в иностранных газетах известия, что японцы, желая прекратить
войну, ходатайствуют уже, будто бы, о вмешательстве
европейских держав для заключения мира, улыбаясь заметил...
Он сказал, что
войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в
Европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на Востоке, а в отношении Бонапарта одно — вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
В страшную минуту, решающую судьбу народа, когда соединилась
война с революцией, у русского народа нет своего слова, он говорит на чужом языке, произносит чужие слова — «интернационализм», «социализм» и т. д., искажая
европейский смысл этих слов, выговаривая их на ломаном языке.
Война 1812-го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое —
европейское.
Конечно, о несчастных погорельцах мало кто думал в эту минуту. Признаться, я и сейчас испытываю некоторое возбуждение и с огромным любопытством смотрю на картину
европейского пожара, гадая о каждом новом дне. Хотя лично я предпочел бы мир, но утверждение наших конторских, что мы, современники и очевидцы этой необыкновенной
войны, должны гордиться нашим положением, — несомненно, имеет некоторые основания. Гордиться не гордиться, а интересно.